Репрессии

                                                                    РЕПРЕССИИ.

Тема о репрессиях – больная тема, она разделила наше общество, на тех, кто осуждает происходившее в стране в первой половине 20-го века, и на тех, кто, или одобряет репрессии или полностью отрицает их существование.  Есть и другая часть, которую эта тема совершенно не интересует. Один историк сказал, что наше общество разделено на тех, чьи предки были репрессированы и на тех, чьи охраняли их и расстреливали.

Нынче отмечается восьмидесятилетие начала репрессий, что, на мой взгляд, не логично. Истребление народа после революции началось уже в 1919-м году. Я не имею в виду гражданскую войну, я имею в виду массовые расстрелы мирного населения в городах. Инициаторами террора были Троцкий, Свердлов, Ленин, Дзержинский, все расстрельные указы охотно подписывал и  Калинин.

  Людей расстреливали тысячами, часто только за то, что они были прилично одеты или были в очках. Массовые расстрелы проходили в Туле, Астрахани и  в других городах России.

Особой жестокостью прославилась в Крыму  Залкинд по прозвищу Землячка. Даже Дзержинский был поражён тем, что она там натворила. Море у берегов во время казней было окрашено в красный цвет, на дне оказались сотни утопленных с привязанными к ногам камнями. Мертвецы стремились всплыть и стояли вертикально у дна толпой. Водолазы, увидавшие это, сходили с ума от ужаса.

Не обошёл процесс репрессий моих родных  и родных моей жены. Род моей жены по материнской линии был из дворян, который служил православию с времён Ивана Грозного. Называли таких  дворян колокольными.  Сам Ленин 01.05.1919 г подписал указ Дзержинскому. Попов  надлежит  арестовывать, как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно, и, как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатать и превратить в склады.  Подписали: Калинин, Ленин.

В.Н. Дертев с женой Еленой Николаевной

Дедушка жены – Василий Николаевич Дертев – священник  Спасской церкви села Верякуши, Нижегородской губернии был репрессирован. Остался в живых в лагерях ГУЛАГа, выйдя на свободу, поселился в городе Бор Нижегородской  области и через несколько месяцев умер. Здоровье его было подорвано совершенно.

 Его сыновья – родные дяди жены так же были репрессированы.  

Дертев Пётр Васильевич.

Дертев Пётр Васильевич 1899-го года рождения служил дьяконом при церкви села Воротынец Нижегородской губернии. Арестован 10 декабря 1932го года и приговорён 23.02.1933г. к пяти годам концлагеря. До 1937-го года ни за что ещё давали  до пяти лет каторги, после  1937-го года ни за что меньше 10-ти лет или расстрелов уже не давали. Пётр Васильевич выжил и после отбытия срока вернулся домой.   

Дертев Николай Васильевич

Дертев Николай Васильевич – его родной брат, 1891 г.р. в 1913-м году окончил Нижегородскую Духовную Семинарию, служил законоучителем. В 1915-м был рукоположен в сан священника в селе Линда-Пустынь. В 1919-м был мобилизован в рабочий батальон, а с 1922-го года служил в храме, был дьяконом в Петропавловской кладбищенской церкви  в г. Горьком. 

Дертевы.

Арестован 5-го августа 1937-го года особой тройкой НКВД, приговорён  к высшей мере наказания, к расстрелу. Расстрелян 4-го октября 1937-го года. Канонизирован.
Репрессирована была и его супруга – Александра Ивановна. 

Был  расстрелян дед жены со стороны отца, который был купцом. Где он закопан ни кто не знает.

 Родители моей мамы не были репрессированы. Они жили большой дружной  работящей семьёй в деревне Знаменка,  Сухоложского района, у них просто отобрали большую часть имущества и скотину: лошадей, коров, овец. Оставили одну корову и несколько куриц.

Вы себе сможете представить, что бы у нынешних успешных фермеров отобрали всю скотину, технику, имущество и заставили идти работать в колхозы за жалкие и нищенские трудодни? А разве раскулачивания  и коллективизация, продразвёрстка в стране приведшие к  голодомору, не репрессия? Особенно голод  был страшен в Поволжье, Казахстане, Украине. У людей отбирали все продукты, даже посевной материал.  В сёлах процветал каннибализм.

 Разве это не репрессии, когда так называемых кулаков выселяли с обжитых мест  на Урал, в Сибирь, заселяя их в заснеженные леса без продуктов и жилья, когда их сплавляли под осень на плотах по рекам без вещей и продуктов. Старики и дети гибли массово.

 Колхозники по возрасту не получали государственную пенсию, только в конце пятидесятых годов её стали давать в размере 8-ми – 10-ти рублей из фондов колхозов и то не всем.  Окончательно колхозникам  установили государственную пенсию в 1964-м году.

Родители отца в Ленинграде принадлежали к  классу богатых. Мой прадед был купцом 1-й гильдии, а дед, которого я отлично помню, был тоже купцом, а потом нэпманом.

 Отобрано у деда было всё. То, что богатыми людьми не отдавалось добровольно, отдавалось после посещения «Парилок», подобные были и в Екатеринбурге.

Что такое парилка? Это  большие помещения, куда сгоняли «несознательных». Зимой  в шубах, шапках, валенках утрамбовывали там, как сельдей в бочке, закрывали все двери, и топили печи. Топки находились снаружи. Люди не могли пошевелиться, стояли сутками,  оправлялись под себя, кто-то умирал и сползал на пол, на них становились ногами живые. Кто-то не выдерживал и кричал, что  всё отдаст. Тогда их выводили и везли домой, где забирали всё ценное.

 Большая часть реквизированного разбиралось по домам реквизиторов. Многие обобранные  стали встречать своё имущество в комиссионных магазинах, начались скандалы, после чего награбленное добро старались продавать в зарубежных магазинах. 
Когда арестовали того же Ягоду, то в его квартире обнаружили целый склад вещей: десятки шуб, обуви, шапок, драгоценностей, десятки  порнофильмов, тысячи фотографий порнографического содержания.

Известно содержание сейфов Свердлова, вскрытых через несколько лет после его гибели. Там хранились драгоценности и паспорта на него и членов его родни  под разными фамилиями.

 Деда отправили «отдыхать» в наш уральский Тугулым, освободили через десять лет. 

Мой отец Кудрявцев Сергей Николаевич в 70-е годы.

Отец мой учился в элитной школе Петербурга - Anna Schule. Всё преподавание велось на немецком языке.  В конце двадцатых, в начале тридцатых, зарабатывая рабочий стаж, он работал кочегаром на пароходе «Слава павшим» Парголовского пароходства, затем титровальщиком и лабораторщиком на заводе им. Воровского.

Его взяли 02.12.1932 года. Он оказался в знаменитых Крестах. Было ему 20 лет. 

 Держали в камере вместе с будущим заслуженным артистом республики – Церетели. В 2018м году из личного дела отца, хранящегося на заводе, узнал, что арестован он был за недоносительство.
 Десять минут в день - прогулка, разговаривать во время их запрещалось, но заключенные в камерах между собой перестукивались и знали все новости. Кого привезли, кто в какой камере сидит и прочее.

Весь алфавит был поделён на пять групп. Первое количество ударов обозначало номер группы, второе – номер буквы в группе. Процесс не сложный, хотя довольно длительный, но время у них было достаточно, и торопиться было некуда.

В марте отцу исполнилось 1933-го года 21 год. В апреле 1933 года к нему в камеру зашли двое (полагалось трое) и зачитали решение коллегии – три года лагерей по статье 58 п. 10. Как же ему повезло, что это случилось в 1933-м. После тридцать седьмого года такие малые сроки уже не давали.

Привезли на строительство Чуйского тракта. (Мы с женой в восьмидесятые года по этому тракту ездили Барнаул – Бийск – Горно-Алтайск). Жили  в лагерях, в бараках. Условия ужасные. Сильно голодали, для поддержки варили себе кашу из пеканов и молодых грецких орехов. В лагере царила дизентерия, многие умирали.

Отца, как человека грамотного, расконвоировали и он с теодолитом размечал трассу. Трое парней из заключённых предложили ему бежать в Монголию,  он отказался. Да и что было делать молодому человеку, прожившему всю свою жизнь в Петербурге, в Монгольских степях, все мысли были только о доме.

Однажды в лес, где он работал, пришёл охранник с собакой, поздоровался, сел на пень, покурил. Через некоторое время подошла грузовая машина. Охранник приказал ему лезть в кузов и ложиться на пол лицом вниз.  – Поднимешь голову, стреляю! Проехали минут пятнадцать. Остановка. Положили рядом тех трёх парней и повезли в Бийск, в тюрьму.

Из Бийска отвезли в Барнаул. Закрыли в подвале старинного дома. Через несколько дней повезли в Новосибирск, в тюрьму. В тюрьме спали на полу. Нары в четыре яруса.

Было очень страшно. Крики, вопли днём и ночью, часто бывали убийства. Уголовники «правили бал». Прогулок не было совсем, даже парашу выносили сами охранники. Через какое-то время повезли в товарняках в Мариинск. Запсиблаг.

  Запсиблаг, для непосвящённых, западносибирские лагеря. Огромные лагеря, огромные бараки, в которых жило по несколько сотен человек. Отличительная особенность этих «санаториев» заключалась в том, что летом в бараках стояла духота, а в зимние месяцы - в непроветриваемых помещениях люди, спящие на первом этаже и под нарами, до смерти замерзали, в то время, как спящие наверху, задыхались от жары и недостатка кислорода, и тоже умирали.  Процентов 30 - уголовники, которые  устанавливали свои законы и вершили своё правосудие. Как правило, они не работали, отбирали у политических одежду, хлеб и всё, что понравится.

 Работали на лесоповале. Работающие получали по 600 грамм хлеба в день, кто не мог работать - 200 грамм, утром ещё пару ложек каши. В обед давали баланду. Норму хлеба получал тот, кто выполнял норму в лесу. Умерших, а их было очень много, складывали колодцем четыре на четыре. На его глазах умер один из князей Оболенских. Он «отдыхал» в этом лагере вместе с матерью. Мать на лесоповал не ходила, была стара. Сын ходил на работу, что бы заработать кусок хлеба, которым он с ней делился.

Оболенского привезли в лагерь в цигейковой шубе с шалевым воротником. Но шуба очень пришлась по душе одному из уголовников. Пришлось отдать, а на улице мороз за сорок, а есть надо и мать подкармливать тоже надо, он пошёл на работу в смокинге. Через пару дней  его не стало – воспаление лёгких. Он лежал в штабеле с другими покойниками. А вскоре отец увидел там же и  княгиню.

Обо всех ужасах своего пребывания там отец долгие годы боялся даже вспоминать, а мне про это рассказал только в восьмидесятые, когда его реабилитировали, за отсутствием состава преступления.

У отца срок закончился в 35-м году. Последнее время его даже расконвоировали и назначили техником в какой-то Промстрой. К концу срока ему с нажимом  предложили поехать вольным на БАМ. Но отец к тому времени был еле живой и врачи дали ему справку, суть которой в том, что данного субъекта желательно  отпустить домой умирать, пользы для отечества от него уже мало.

В апреле 1935-го года его освободили. Куда деться парню в 23 года? Конечно, только домой и как можно быстрей из этого ада, но … маленькая загвоздка. Его освободили с поражением в правах, т.е. без права проживания в 20-ти крупнейших городах страны, в число которых был и Ленинград. Но всё - таки он ринулся  домой. Добрался. Пожил там очень недолго. Узнали в органах, что вернулся враг народа, хотели арестовать снова, но он сбежал. Поселился у родственников в Новгороде.

Справка о работе на осушении канала в качестве землекопа.

В обмен на справку об освобождении получил паспорт, устроился на работу.  Об этом тоже имеется справка, в которой сказано, что Кудрявцев С.Н. работал в качестве рабочего на осушке Кремлёвского рва в городе Новгороде С 16-го апреля по 8-е июня 35-го года.  

Но и там органам  не понравилось его присутствие в городе, ему предложили в течение 24-х часов исчезнуть.

Скитаясь по стране, он оказался на Урале, в Свердловске.

Здесь  он обратился в институт огнеупоров, так как до своего заключения работал лабораторщиком на заводе им. Воровского.  Его приняли. Начальник Уральского Отделения Гипогнеупор Пиратинский Иосиф Лазаревич даже пустил его к себе домой жить. С грамотными кадрами была напряженка. 
Надо отдать должное   Пиратинскому,  что бы приютить врага народа, надо было иметь большую гражданскую смелость. Видимо отец производил впечатление порядочного человека. 
Даже пройдя через ад лагерей, он так и не научился ругаться матом и не утратил своей интеллигентности. Наша семья всю жизнь была благодарна Пиратинскому И.Л..

Оставаться в Свердловске было тоже не безопасно, и отца направили на Сухоложский огнеупорный завод. Сухоложский шамотный завод был назван именем директора этого  завода – фамилию я не помню. Когда директора завода, как тогда было принято, расстреляли в 1937-м, его фамилию стёрли над проходной, и рабочие стали называть завод «Имени Затёртого».

В Сухом Логу отец познакомился с моей будущей мамой – Ловыгиной Софьей Александровной. Они поженились. Жили в постоянном страхе, каждую ночь ждали ареста. С ними в один день поженились их друзья. Новоиспечённый муж подруги был немцем. Через два дня после свадьбы его забрали ночью навсегда. Скорее всего, он был расстрелян.

 В апреле 1937- го родился я. Родители не   знали, что с ними может случиться из-за тёмного пятна на  репутации отца. Каждую ночь ждали ареста.

В 1939-м году  отец увозит меня в Ленинград и прячет у своих родителей, которые жили в коммунальной квартире на улице Гражданской со старшим сыном Виктором и его семьёй. Там я и прожил до 6-го сентября 1941-го года. Отлично запомнил воздушные тревоги, во время бомбёжек, светящиеся белыми ночами в небе аэростаты. 

За день или два до начала блокады мы с двоюродной сестрой и бабушкой из города выехали к отцу, который в то время уже работал на Первоуральском Динасовом заводе. Добирались до Урала около месяца, первое время под постоянными налётами немецких самолётов, но это уже другая история.