Немцы в России

                                                  Немцы в России.

Судьбы русских и немцев в течение нескольких столетий переплетались между собой самым тесным образом.  Немцев по тем или иным причинам оказавшихся в разные времена на территории нашей страны, я  поделил на четыре категории.

Немцами на Руси называли всех иностранцев, то есть немыми - не умеющими говорить по русски.

Первая категория - немцы, появившиеся в России ещё во время императрицы Елизаветы, правившей до 1761-го года. Однако массовое их переселение в Россию случилось при Екатерине II в 1763-1766 годах. Более 30 тысяч иностранцев прибыли тогда в нашу страну. Из них порядка 26 тысяч человек были выходцами из германских земель, остальные - голландцы, австрийцы, и другие европейцы, но все иностранцы для русских были немцами.

Приезжали  немцы в России и раньше, тот же Георг Вильгельм де Геннин - один из основателей Екатеринбурга, который приехал  в Россию по приглашению Петра I в 1697-м году. Историки до сих пор спорят, откуда он родом, то ли из Голландии, то ли  из Германии.

В основном немцы поселились в Поволжье – на территории современной Саратовской области, основав там 105 поселений, создав там  немецкую автономию.

Тогда же они появились и в Малороссии (в Украине): в Ворошиловградской, Днепропетровской, Запорожской, Киевской, Полтавской, Донецкой, Сумской, Черниговской, Херсонской   и Харьковской областях.

Жили обособленно, разговаривали на своём родном языке, с русскими практически не общались, так как остались католиками, учились в своих школах, институтах, техникумах, где всё преподавание велось на немецком языке.

После вторжения германских войск на территорию СССР в 1941-м году наше руководство сочло немцев скрытой угрозой для безопасности страны. Основания для этого были. Со времен появления колхозов, со времён голодомора, который немцев коснулся основательно, они так и не смирились с Советской властью, с колхозами, с существующими порядками.

28-го августа 1941 года был издан указ о ликвидации Автономной Республики немцев Поволжья. Все жители бывшей автономной республики в общей сложности 440 тысяч человек, осенью того же года были депортированы на Урал, в Северный Казахстан, Алтай, Сибирь. На сборы им было дано  двое суток.  Подобная участь постигла всю нацию, проживающую в СССР,  в том числе и на территории Украины.

В 1942-м году согласно постановлению ГКО от 10..01.1942г. №1281сс большинство немцев мужчин от 17 до 50-ти лет были отправлены на объекты НКВД, а точнее в лагеря. Многие там погибли. Это стало огромной трагедией для всего народа, но что было, то было.

1. Депортация проходила  под строгим надзором НКВД.

2. Погрузка в вагоны.

3. Выселенные крестьяне.

Прекратилось их преследование только в 1954 – 1955- годах.

Из переселённых с Поволжья немцев, из Кустанайского пересыльного пункта, в июле 1943-го года на Динасовый завод завезли специалистов, Абермита В., Битнера А., Войта Е., Кельберта А., Рейна А., Шутца В. и других. Однако, в октябре того же года они были НКВД «отозваны» и отправлены в лагеря. (Из архива краеведа Долгих О.А.)

В 70-е годы я познакомился с высланными  волжскими немцами, проживающими в  Серове. Они мечтали переехать на ПМЖ в Германию и выжидали время. Многим из них это удалось, но коренное население Германии их не очень приветствовало и относилось к ним, как к людям второго сорта.

Много высланных немцев я встречал в Казахстане на целине в 1957-м – 1958-м годах, где мы студентами по 4 месяца работали на уборке урожая.

 Лучшим комбайнёром в нашей бригаде Джаркульского зерносовхоза, Фёдоровского района, Кустанайской области  был Этих, в доме у которого комбайнёры - немцы после завершения уборки зерновых устроили нам студентам проводы.

Мои товарищи   в 1957-м году работали у них помощниками комбайнёров. Я же  работал с ними в одной бригаде – комбайнёром на самоходном комбайне С-4М, а по ночам и в непогоду днём  распахивал целину на тракторе ДТ - 54. Рабочих рук не хватало, поэтому часто приходилось работать сутками.

Я не помню ни одного случая, что бы во время работы немцы пришли мне на помощь или помогли советом, когда видели, что я был в затруднительном положении. Они были очень «себе на уме».

Особенно запомнился случай. Нас направили убирать сжатый в валки овёс на поле, расположенном рядом с нашим станом. Урожай был рекордный, более 40-ка центнеров с гектара. Их бункера наполнялись моментально, а это хорошие деньги. За намолот платили больше, чем за количество подобранных  рядков.

Я, двадцатилетний парень, по неопытности заехал в скошенный валок на краю поля «против шерсти», то есть со стороны стеблей, что при уборке овса недопустимо, нужно было со стороны метёлок. Овёс никак не хотел лезть в комбайн, он вздымался большой копной над хедером, а затем «оптом» влетал в молотилку, напрочь её забивая. Мне приходилось останавливаться и по полчаса по клочку вытаскивать солому, застрявшую между декой и барабаном. Продолжались эти мои мучения часа полтора, пока я не доехал до конца поля и не начал подбирать валки с правильной стороны. Работа пошла сразу споро.

Комбайнёры - немцы  всё это время работали рядом, выгружая бункер за бункером, видели, как я мучаюсь, но старались урвать как можно больше заработка себе с этого поля, и специально не помогли мне советом.

Жили немцы зажиточно, в хороших домах, имели большое личное хозяйство, держали овец, гусей, коров. Кормов было предостаточно. Зерном на зиму запасались тоннами, чем неоднократно  похвалялись нам.

 Для пополнения запасов зерна рядом с домом, на дорогу, по которой в самосвалах перевозили зерно с поля до элеватора, в накатанную колею бросалась охапка соломы. Грузовик на скорости наезжал колесом на бугорок, образованный этой соломой,  чуть подпрыгивал, зерно, насыпанное в кузов, как правило, шапкой, просыпалось на землю, а домочадцы веником и совком  собирали эти кучи в мешки. Машины шли сплошным потоком.

Были и другие способы добычи бесплатного корма. Комбайнёр мог вечером приехать домой на комбайне, что бы переночевать, с полным бункером зерна, а это более тонны, и  во дворе его выгрузить. Никому не было дела до такой мелочи.

Те же водители  часто привозили зерно на элеватор из-под комбайна влажностью выше допустимой нормы, а там, после замера влажности, зерно не принимали, шофера его ссыпали в степи. За эту ходку они всё равно деньги получали.

В степи годами лежали и гнили бурты с тысячами тонн зерна, которое по тем или иным причинам не вывезли на элеватор. К этим буртам в следующие года  на километр не возможно было подойти из-за стоящего  смрада. Органика при гниении выделяет крайне неприятный запах. Только дикие гуси выдерживали его и паслись там.

 Да, что там зерно, в МТС Джаркульского совхоза десятки новых тракторов и комбайнов ни разу не выходившие в поле стояли и лежали аккуратными рядами на земле раскулаченные. Их растаскивали на запчасти по старым, работающим в поле механизмам.  У комбайнов колёса хранились отдельно на складе, а чурки, на которых комбайны стояли первоначально, были позаимствованы  комбайнёрами для своих комбайнов при сдаче их на зимнее хранение. В итоге все комбайны оставались без подставок. Деревянные чурки в степи – большой дефицит.

Высланные немцы были и в Первоуральске. На Динасе одним из представителей волжских немцев был Колясников (Кноль) Александр Александрович. Колясников -  фамилия  жены.

   4. Колясников Александр Александрович.     

Александр Александрович в начале пятидесятых в 15-й школе преподавал нам немецкий язык. Впоследствии он стал её директором, а в конце жизни был первым заведующим динасовского музея.

 Его героическая судьба была иной, нежели судьба большинства волжских немцев. Он в первые дни войны ушёл добровольцем на фронт, воевал, был контужен, затем служил переводчиком в штабе армии. Имел много наград.

Работал на Динасовом заводе  и другой волжский немец – Дик Корней Григорьевич (Корнелиус Гергардович), который приехал сюда в середине сороковых годов со своей родной сестрой и сыном Робертом. До крайности порядочный человек, отличный специалист, разбирающейся в радио и телеаппаратуре.

Я многие годы дружил с Робертом, который был просто патологически добрым парнем. К сожалению, он рано покинул этот мир, живя последние свои годы в г. Донецке.

В Первоуральской 1-й городской больнице работал врач травматолог Тиссен Николай Васильевич. Его отец Василий (Вилли) в 1941-м году вместе с матерью Екатериной был выселен из п. Озеровка, Херсонской области в наш уральский Карпинск. Только там он в десятилетнем возрасте выучил русский язык. Мать Вилли - Екатерина жила  в Гражданскую войну на Украине. Их посёлок постоянно переходил из рук в руки: то белые, то красные, то анархисты. И всем ей приходилось готовить еду. Пришлось ей  кормить и Батьку Махно.

 Дочь Тиссена Н.В. Екатерина владеет языками немецким, английским, китайским, на последнем  окончила университет в Китае. В настоящее время работает в странах юго-восточной Азии, в том числе в Китае, Индии, Турции, Индонезии и пр.

Вторая категория - немецкие специалисты, приехавшие в СССР по приглашению в тридцатые годы.

Уже в 1932 году в СССР жило и трудилось 9190 иноспециалистов и 10 655 инорабочих. В тридцатые годы СССР заказал в Германии и выкупил сотни современных станков, по данным немцев – 6430 шт. на 85,4 млн. марок.

На Динасовом заводе в шестидесятых – семидесятых годах это оборудование продолжало  работать: в механическом цехе - станок шепинг фирмы Klop, в огнеупорных цехах - прессы Bukkau Wolf, на руднике – дробилка Zemag Zeitz. Кому-то нужно было работать на этом оборудовании, а так же внедрять технологии, которые добыла отечественная разведка. Для подготовки собственных квалифицированных кадров требовалось время и опытные наставники, а их не было. Часть погибла на гражданской войне, часть эмигрировало за рубеж, а часть привыкла, как писали тогда, не работать, а митинговать.

Как вспоминал старейший работник Первоуральского Динасового завода Чечет А.П. -  При строительстве Динасового завода в 1932-ом году, на монтаже оборудования работали три немецких специалиста: Юван, Петер и Швайгер. Переводчиком у них был Штэрн Виталий Игнатович.

Я много лет дружил с Рудольфом Суворовым в последствии Ивакиным. Первоначальную его фамилию я не знаю. Его мать вышла замуж за немецкого специалиста в 1936-м году. После окончания договора мужа,  семья выехала в Германию. Много им пришлось пережить во время войны. После её окончания мать с сыном  через Швейцарию с огромными трудностями вернулась на Родину, к брату И. Суворову, который работал начальником ОРСа Динасового завода и был играющим футбольным тренером на заводе.

 Рудольф поначалу не понимал по-русски, а потом заставил себя забыть немецкий, ребята в школе его постоянно травили. В итоге он стал агрессивен, а позже, живя с матерью и отчимом в Свердловске, занялся боксом. В 1954  или в  1955-м годах даже стал чемпионом ВИЗа в своей весовой категории. Приобретённое мастерство часто применял на улице, за что имел периодически неприятности. Последние годы жил и работал  в Качканаре.

Третья категория – пленные немцы. В плен немцы попадали и в Первую Мировую, но больше всего во Вторую. Тема Первой Мировой долгое время у нас в стране была практически закрытой, поэтому мы мало что знаем о тех временах.

Дед моего хорошего приятеля Топоркова Александра Владимировича по материнской линии – немец. Был взят в плен в 1916-м году. После освобождения из лагерей остался в России. Как сложилась судьба в его первые годы пребывания в стране внуку не известно. Тема в семье была под строжайшим запретом. Известно, что какое-то время он жил в Москве, женился, затем переехал в Серов Свердловской области и, наконец, в с. Махнёво, Алапаевского района.

 5. Топорков Александр Владимирович.

 Его дочь - мать  Александра вышла замуж за  русского капитана НКВД. Тот воевал на фронте, ходил неоднократно в разведку, получил тяжёлое ранение и с осколком в спине  маялся до конца своих дней. Фактически он заживо гнил, и смерть стала ему избавлением от непереносимых мучений.

Семья была большая: три сына, дочь. Пока дети учились в школе в младших классах, их, буквально, травили. Но вот братья подросли, вымахали под два метра и стали давать обидчикам сдачу. Дрались часто, в кровь.

Сегодня в живых остался только Александр. В Первоуральске после пединститута работал вначале учителем физики, затем завучем в строительном училище, директором кулинарного училища, зам начальника ДОСААФ. Нынче трудится в военкомате. В свои 73 года – этот крупный мужчина, ежегодно не по одному разу сплавляется на байдарке по своей любимой Чусовой.

Во Вторую Мировую войну в  1941-м году пленных немцев поначалу «пускали в расход», отступающей армии с ними некогда было возиться. С 1942-го года их стали отправлять в тыл.

 В Свердловскую область военнопленные начали поступать с мая 1942-го года. Содержали в лагерях  вблизи посёлков Монетный и Лосиный, в спец лагере под Асбестом. В черте Свердловска немецкие лагеря были возле оз. Шарташ и в г. Нижне-Исетск (ныне—Чкаловский р-н, Химмаш).

В 1945-м году количество пленных   в области, по данным  профессора д.и.н. В. П. Мотревича, достигло 95,5 тысяч. Содержались они в 14-ти лагерях. Лагери включали в себя 99 отделений, в каждом содержалось от 500 до 1500 человек. Фактически каждое отделение представляло собой самостоятельную единицу. Были также сформированы 2 отдельных рабочих батальона (ОРБ), функционировало 2 госпиталя.

Самыми крупными лагерями были Артёмовский №523, Асбестовский №84, Алапаевский №200, Нижнеисетский №314, Тагильский №153, Дегтярский №313, Новолялинский № 318, Верхнепышминский №531, Уральский №245.

Советское правительство стремилось  к соблюдению международных конвекций при обращении с военнопленными.

Согласно приказу НКВД СССР от 5 июня 1942-го года пленным определялось денежное содержание. 10 рублей – рядовому составу, 15 – среднему командному составу, 25 – старшему командному составу, 50 – высшему командному составу. Пленным выдавались по норме: хлеб, мясо, рыба, овощи, крупы, масло, сахар. Добровольно сдавшимся в плен хлеба выдавали ещё 100 грамм сверх нормы.  Выполнивший  норму на 100 процентов, получал хлеба 500 грамм, на 150% -  900 граммов. Охранники получали летом – 600 – 700 граммов, зимой – 700 -  800.

 Помимо этого пленных постоянно обеспечивал посылками Красный Крест,  они имели право на получение посылок от родственников. При многих лагерях были организованы подсобные хозяйства.  В итоге пленные питались лучше, чем местное население.

Со временем при лагерях стали работать клубы, библиотеки, организовывалась художественная самодеятельность, проводились политзанятия. Не исключаю, что среди фашистов организовывались социалистические соревнования, ну, как мы без них.  

Для пленных были построены специальные  бараки, где спали на нарах в два яруса, на каждого пленного приходилось по 2 квадратных метра площади. (Сравните с условиями содержания наших пленных в немецких концлагерях). Я туристом был в Освенциме - в Польше,  Саласпилсе - под Ригой, где только детей в возрасте до 9-ти лет замучили более 3-х тысяч, и имею полное  представление, как там содержали наших пленных.

 Лагеря были обнесены колючей проволокой, по углам стояли вышки с автоматчиками. С 1946-го года к охране стали привлекать вахтёров из  числа местного населения. Случалось, пленные бежали, но на 96 % побеги были неудачными.

 Работали пленные на рудниках и шахтах, на лесоразработках, на строительстве предприятий и жилья. На строительстве Богословского алюминиевого завода работало 2600 военнопленных, на строительстве Ново – Тагильского металлургического комбината работало 3800 человек в/п. Много пленных работало на Уралмаше, Нижне-Тагильском  Уралвагонзаводе, Красноуральском, Кировоградском и прочих предприятиях.

По данным краеведа Всеволода Слукина в конце 1949 г. на базе Нижне -Исетского лагеря для военнопленных № 314 был образован спец. лагерь № 476 МВД для военных преступников и являлся самым крупным среди подобных лагерей, находившихся тогда на территории Советского Союза.

В статье д.и.н. В.П. Мотревича от 7-го июля 1992-го года  в Вечернем Первоуральске видим, что на 1 июля 1953-го года в Свердловской области оставалось 7170 военнопленных,  в основном это были военные преступники.

Среди пленных были не только представители Германии, были граждане Австрии, Венгрии, Бельгии, Голландии, Испании, Италии, Люксембурга, Польши, Румынии, Финляндии, Югославии, Швейцарии, Китая, Кореи, Японии и один американец. Отбывали в нашей области наказание 76 генералов, был среди пленных адъютант Гитлера майор Отто  Гюнше, который по заданию Гитлера сжег его   труп и труп Евы Браун.

  6. Отто Гюнше. 

Отбывали здесь наказание адъютант Кейтеля полковник Ганзен, сын промышленника Густава Круппа – Крупп фон Болен унд Гальбах и многие другие известные в Германии и за её пределами люди.

В Талицком отделении лагеря №476, что под Первоуральском, пленные находились до 1956-го года.

Они   построили на Динасе Дворец Культуры, дома на центральной площади поселка и в переулке Ильича, стадион в Первоуральске, дворцы культуры в Дегтярске и Ревде, пятиэтажки на улице Ватутина  в Первоуральске, жилые массивы на Химмаше и Вторчермете, здание пожарно-технического училища в Свердловске, мост на улице Белинского. Ими был построен завод ЖБИ в Асбесте, завод РТИ и бетонозавод в Свердловске, ТЭЦ в Первоуральске.

Пленные были нашими заклятыми врагами, но работниками они  были по своей природе добросовестными, и то, что ими построено, было сделано на совесть.

Однако  были и саботажники, которые отказывались работать, как бывший командир танкового полка полковник Ганс Герцог, осуждённый на 25 лет за участие в карательной операции в Белоруссии, австриец Людвиг Фигль, служивший рядовым в Германской армии.  Он дважды совершал побеги, дважды совершал  диверсии, вступил в Дегтярске в подпольную организацию, пытавшуюся организовать крупный побег, планирующую взорвать построенный пленными дворец и шахту.

 Недавно при ремонте кровли Дворца Культуры, построенного пленными в Дегтярске, было обнаружено письмо к потомкам, написанное на немецком и русском языках, которое ещё не прочитано до конца из-за его ветхости. Пока разобраны три фамилии строителей и речь о том, что они задержаны «московскими мерзавцами». Их бы в Освенцим, они бы узнали, кто истинный мерзавец.

В нашей Талице было много венгров, австрийцев, чехов. Венгров использовали на строительстве градирни на Динасовом заводе. Их водили на обед в столовую №3 на улице Свердлова мимо нашего дома большой колонной, человек по 6 в ряд, все были в военной форме, в типичных военных венгерских фуражках, многие были в очках. Сопровождали их вооружённые охранники с овчарками. Парни, желая хоть как-то отомстить, бросали в них камни, одному пленному разбили очки.

В 1949-м году мне довелось побывать на территории лагеря пленных в Талице. Нас занесло туда любопытство. Вход был свободным, и мы - пацаны по дороге в пионерский лагерь Динасового завода беспрепятственно туда заходили.

В пионерлагерь мы ездили, чтобы сразиться в футбол с их  командой. Главное, что нас прельщало – наличие кирзового надувного мяча, который для нас был диковинкой. От Подволошной мы добирались на товарняках, заскакивая в них на ходу, и на ходу  же спрыгивали под откос в Талице. Скорость составов в те годы около станций была не велика, но риск всё равно присутствовал. Родители о наших путешествиях, естественно, ни чего не знали.

Должен сказать, что на территории у пленных была чистота и порядок, немцы - мужики в основной массе были здоровые, а может это мне казалось, так как мы были голодны и худы. Были у них самодельные спортивные снаряды: турники, брусья. Вместо штанг использовали оси с колёсами от вагонеток, поднимая которые, вызывали наше восхищение.

В Талице располагался госпиталь № 1893 МВД СССР, где в 1955-м году  находилось на излечении 127 человек. Периодически медицинскую помощь им оказывали и наши врачи. Так мой хороший приятель – почётный гражданин города Первоуральска Тимофеев Павел Михайлович рассказал, как он, работая хирургом в динасовской больнице №3 в 1953-м году, оказал помощь прямо на рабочем месте, травмированному немцу, строившему Дворец Культуры. Вспоминал, как при вправлении вывиха плеча врагу он испытывал противоречивые чувства, как врач и как гражданин страны, на которую немцы напали.

Талицкие немцы в начале пятидесятых играли в футбол с нашей динасовской командой, я, как и все жители посёлка, ходил болеть за своих.

На стадионе было не протолкнуться от болельщиков. Люди толпой стояли вокруг всего поля. Развлечений в то время было мало, а тут любимая игра своей команды с  настоящими фашистами. В те времена болели за команды, в которых играли знакомые, приятели, коллеги по работе, а не легионеры со стороны, как сегодня.

Кажется, выиграли немцы, играли они хорошо. Нас подростков особо восхищало то, что их вратарь выпинывал мяч аж до противоположных ворот, а наш защитник из репатриантов Н.С. Крупченко выпинывал мяч от своей площадки очень высокой свечой. Он был, мужчина крепкий. Пасы от игрока к игроку низом, как это делается сейчас, тогда не особо практиковались.

Весной 1955-го года началась массовая репатриация военнопленных из страны. В лагерях их поставили на усиленное питание, выдали новое обмундирование, выдали денежный расчёт, вернули сохранившиеся ценные вещи, за утерянные - выплатили их стоимость, но по смешным, мизерным ценам.  Пленные были расконвоированы, свободно ходили по городу, отдыхали, загорали.

 Домой они вернулись не все, часть погибла. Особенно высокая смертность пришлась на 1945-й год. Тогда в Свердловской области умерло 8300 человек. 5100 человек от дистрофии, 1300 от воспаления лёгких, 600 от туберкулёза, остальные от разных других болезней. По крайней мере, так значилось по документам. Особенно высокая смертность была в Ивдель Лаге.

Всего на территории Свердловской области числится 90 мест захоронений. Самые крупные – в Асбесте -1631 человек, в Нижнем Тагиле – 3752 человека, в Ревде – 417 человек, в Реже – 437.

Поначалу умерших из разных лагерей свозили в Талицу, где в общей сложности захоронено 193 военнопленных в 177-ми могилах. Затем стали хоронить на кладбищах при лагерях, но много было похоронено на общих гражданских кладбищах. Так было в Верхней Туре, Дегтярске, Каменск – Уральском.

В Первоуральской Талице часть умерших похоронена на общем гражданском кладбище, но есть и отдельное. Сегодня эту территорию ограничивают железобетонные столбики. Вокруг сосновый лес, место очень светлое и сухое.

  7. Братская могила венгров.

На переднем плане захоронение венгров, на плите написано на венгерском и русском языке: - Здесь покоятся венгерские военнопленные погибшие во второй мировой войне. Ниже на белой табличке: - Уход обеспечивает Ассоциация «Военные мемориалы».

 Не понял, почему не сказано конкретно, что здесь захоронены  умершие в плену, на войне они не погибли. Не привезли же их сюда с фронта.

Вдали слева виден большой крест. У его основания плита с надписью на немецком и русском языках: - Здесь покоятся военнопленные – жертвы второй мировой войны. И тоже, надпись мне кажется нелогичной. Не такие они и жертвы, если учесть, что здесь отбывали свой срок в основном  офицеры – фашисты, которые напали на нашу страну, были инициаторами уничтожения советских граждан. Разве можно их причислять к жертвам?

 Я совсем не уверен, уместно  ли возлагать цветы к их памятникам. Содержать кладбище в порядке – да, надо, но возлагать цветы на могилу извергов, расстрелявших десятки и сотни наших соотечественников – абсурд.  

 8. Крест на немецком кладбище.

Кроме немецких кладбищ в нашей области  были:   венгерские -  в Верхней Туре, Красноуральске, Невьянске, румынские – в деревне Молва, в посёлке Овражном в Серовском районе, в селе Карпунино в Верхотурском районе, японское - в Туринском районе. На сегодня многие кладбища потерялись, могилы пленных сравняли с землёй, как и у нас.

 В послевоенные годы родственники умерших в плену пожелали посетить могилы родных, что  вполне естественно, но с нашей стороны было принято решение: - «Не допущать!», и могильные холмы  были срыты бульдозерами.

Наконец, четвёртая категория, менее известная широкому кругу людей  – немцы, привезённые в Союз в 1945-м году для восстановления страны. В общей сложности из оккупированных советскими войсками районов Германии и стран гитлеровской коалиции в порядке репарации в 1945-м году  в СССР было вывезено около 300 тысяч трудоспособных граждан – это в 16,6 раза меньше  того, что угнали фашисты в годы войны из Советского Союза в Германию.

В числе интернированных около 100 тысяч были представители из Болгарии, Чехословакии, Югославии, Венгрии, Румынии. В программу репарации попали трудоспособные мужчины 17- 45 лет и женщины 18-30 лет.

Из воспоминаний Фриды Хелински из города Долице, Померания, везли их в СССР в товарных вагонах три недели, кормили сухим хлебом, на остановках выносили трупы. Привезли в Архангельск, где ещё лежал снег. Тёплой одежды у них не было, мёрзли. Работали по 9 часов в сутки. Строили плотину.

 Домой вернулась в конце  1949-го года. Многие её подруги умерли в России, как выжила сама не знает.

 Из попавших в Свердловскую область было сформировано 7 отдельных рабочих батальонов (ОРБ).

Интернировали в основном тех, кто входил в фашистские организации или, по мнению СМЕРШа, был политически неблагонадежен. Появились интернированные в Коновалово и в Крыласово под Первоуральском. Среди них было  несколько  семейных пар.

Интернированные в Коновалово, рассказывали, что «в командировку» они взяли много вещей и разной домашней утвари, так как им обещали хорошие условия проживания, но по дороге прошёл слух, что всех везут в концлагерь. На одной из стоянок эшелона они сожгли весь свой скарб и прибыли на место без вещей и практически раздетыми.

 Из воспоминаний коноваловцев: - В числе интернированных, кроме немцев, были   поляки, румыны, украинцы, белорусы.

Работали в карьерах, жили в бараках. В Коновалово 2 или 3 барака стояло у Сухореченского карьера, не доезжая до нынешнего шлагбаума, это место рядом с обрывом затопленного карьера. Был барак у Галкинского карьера, был ли у Доломитового  мне выяснить не удалось.

В Крыласово барак стоял примерно метрах в ста пятидесяти от нынешнего магазина, на улице Киз, с левой стороны дороги, сейчас он сгорел. Рядом  был ещё один, там жили и немцы и русские. Немцы были из Поволжья.

Из архива крыласовского библиотекаря, краеведа Лобановой Юлии Степановны видно, что в крыласовском бараке проживало 103 человека, четверо из них были женщины, сколько жило в Коновалово сейчас не известно.

Из записей ныне покойной жительницы Крыласово Прибытковой - Голевой Валентины Петровны: «В бараке была пропускная система, два входа,  там же была и столовая. Местных туда не пускали, но она девочкой иногда к немцам в помещение заглядывала. Это ей удавалось,  так как её семья переселенцев жила здесь же, по коридору налево. Жили  они вчетвером в комнатке в 7 кв.м.

Её раскулаченные в Пермской области (тогда ещё Коми-Пермяцкий округ)  родители с четырьмя детьми после многочисленных мытарств попали в Крыласово, но вскоре детей отобрали и отправили в разные детдома, а их выслали в Надеждинск (Серов). Через несколько лет разрешили вернуться обратно в Крыласово, но детей так и не вернули. У них родилось ещё двое. Родители до конца дней безуспешно пытались отыскать тех четверых.

 В бараке мужчины спали на двухэтажных нарах, женщины жили в отдельной комнате, они, как и мужчины, спали на нарах.

Юлия Степановна хорошо помнит немцев, помнит, как летом каждый вечер, в одно и то же время к ключу, что был  на берегу Чусовой, спускался с подвёрнутыми  штанинами босой немец за водой с котелком в руках.

Жители Коновалово помнят, что условия проживания в бараках были ужасные, спали на нарах, зимой мёрзли, страдали от грязи и болезней, их заедали вши. Местные женщины к ним заходили, но мужчины очень стеснялись своей грязной одежды с копошащимися в ней насекомыми. Они были постоянно голодны, работа на рудниках была тяжёлая. Возвращаясь с работы, подворовывали у населения дрова. Несли домой кто полено, кто щепку, что бы подтопить печь.

Многие болели, кто-то умер, где их хоронили, не известно, скорее всего, в Талице. Да и кто вспомнит про каких-то там немцев, коль мы не вспоминаем о наших раненых солдатах, замерзших зимой в товарняках по дороге в тыл, умерших в Билимбаевском госпитале, располагавшемся тогда в бывшей 23-й школе. Хоронили их там же, во дворе.

 Сейчас на месте этого захоронения подростки Билимбая устроили футбольное поле, поставили ворота, администрация строит здесь спортивный комплекс. Ни плиты, ни памятного знака на месте погребения нет.

Коноваловские немцы, несмотря на суровые условия своего проживания, поражались условиями жизни наших колхозников, говорили, что так жить нельзя. И это была правда. Нищета, убогость жилья, отсутствие дорог, в хозяйствах отсутствие мастерских, гаражей, нормальных скотных дворов. Тесные полутёмные клубы, под которые приспосабливались бараки и заброшенные избы.

Я это знаю не понаслышке, так как отработал механиком и главным инженером Первоуральского совхоза 4 года с 1959-го по 1963-й, там же и жил в таких же ужасных условиях. Я видел, где и как жили наши крестьяне в 23-х совхозных деревнях, в том числе Коновалово и Крыласово. Конечно – это не жизнь, а существование, но другой жизни мы и не представляли в то время.

Не все немцы, вывезенные в 1945-м году из Германии, использовались  СССР в качестве дармовой рабочей силы на тяжёлых, не квалифицированных работах.  Из статьи  в журнале  «Веси» №5 и №7  за 2014-й год к.и.н., члена-корреспондента Академии военно-исторических наук  В. Кузнецова, видим, что в лабораториях «А», «Г», «Б», находящихся в Челябинской области и близь Сухуми работало 324 специалиста. В том числе 108 человек интернированных и 216  из числа военнопленных. Все они вместе с нашим Н.В. Тимофеевым-Ресовским занимались ядерными разработками. Некоторые из них стали кавалерами советских орденов, героями Социалистического труда и лауреатами Сталинских премий.

Для сравнения. А как жили наши люди, угнанные в Германию с оккупированных территорий в годы войны? Со многими из них, после возвращения на Родину, я был знаком. В основной массе репатрианты не любили вспоминать о своей жизни там, да и кому охота вспоминать, как его унижали, угнетали.

В 1941-м – 42-м годах эти люди оказались на оккупированной территории брошенными  на произвол судьбы. В Германию пятнадцати – шестнадцатилетних увозили в закрытых товарных вагонах, в дороге не кормили, многие в пути умерли.

Из пяти миллионов вывезенных обратно вернулось только три, остальные погибли. Для большинства это было настоящее рабство, немцы считали русских говорящими животными и обращались с ними соответственно, хотя были и исключения.

Так в  архиве краеведа Ольги Алексеевны Долгих я нашёл воспоминания Никоновой Прасковьи Михайловны о добром к ней отношении хозяев- немцев. Она рассказывала, что она даже питалась за столом вместе с хозяевами.

В 1945-м году эти люди  превратились уже в репатриантов, но домой, за редким исключением, так и не попали.

Как же  они радовались вначале, когда их везли на восток: - Каторга закончилась, они наконец-то вернутся домой, на Родину – к родным, но, как писала одна из женщин – репатрианток: «В Германии мы были русскими свиньями, а у своих, с лёгкой руки НКВД, стали немецкими подстилками».

Репатрианты стали на Родине людьми - изгоями. С чужбины их вывезли в Сибирь, на Урал, кого-то расстреляли на пересыльном пункте, многие прямым ходом были направлены в лагеря, которые не были готовы к большому наплыву людей. Как писали в июле 1945-го года Маленкову Г.М. из отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП (б):  «… люди в лагерях спят на голом полу или, вообще, под открытым небом».

Я не единожды был свидетелем, как оскорбляли на Динасе репатриантов их коллеги рабочие, как их упрекали в грубой форме,  в том, что они всю войну вылизывали немцев. Оскорблявшие не думали о том, что сами могли оказаться на их месте, что им просто повезло, что не они жили на территориях, попавших под оккупацию.

Я тоже, как и все, по глупости и по молодости относился к этим людям без должного сострадания, как к людям второго сорта. Сейчас мне стыдно за это.

  В начале шестидесятых в моей смене, в механическом цехе Динаса, работал строгальщиком репатриант Богуславский Виктор. Хозяин в Германии сначала его откормил, так как тот попал к нему совершенно истощённым.

 Кормил поначалу брюквой, чтобы растянуть желудок, и вызывать чувство голода, а затем перешёл на более калорийную пищу. Кстати, брюква часто была основным продуктом, которым немцы кормили русских. У нас брюкву используют в основном на корм коровам

Хозяин научил его работать на станках. На своём шепинге (поперечно-строгальном станке) он был просто виртуоз, а заправленный им резец представлял собой произведение искусства. Конструкторы завода не всегда могли составить технологическую карту изготовления лицевой пластины для пресс-формы динасового кирпича. Они выдавали Богуславскому просто чертёж этой пластины, и он изготавливал её, идеально соблюдая все размеры и радиусы. После него слесарям практически нечего было доделывать.

Жили на Динасе много других репатриантов, в их числе – Карасёв Николай Николаевич, ставший впоследствии главным механиком завода, Даниленко Сергей Петрович – начальник проектно-конструкторского отдела завода, Крупченко Николай Сергеевич, заместитель начальника отдела сбыта, работавший в конце жизни директором стадиона, создавший музей спорта при стадионе. Но, как правило, продвижения по службе  были исключениями, и случались много позже.

      9.  Крупченко Николай Сергеевич.

А как относились наши земляки к «переселенцам» в Крыласово? По разному. Многие приняли их довольно доброжелательно.

Периодически после работы и в выходные вместе проводили время, пели песни под баян. Кто ещё способен на такое великодушие. В архиве Ю.С. Лобановой сохранились фотографии совместного  отдыха жителей

Коновалово с немцами.

   10. Посиделки в Крылосово. Немцы помечены птичкой. На баяне играет - Мох, внизу слева – Кених Христиан.

   11. Немцы помечены красной птичкой. Фамилии верхних - Кених, Фрикел. Зелёной птичкой (крайняя справа девочка) помечена Лобанова Юля.

  12. Лобанова Юлия Степановна - краевед в Крылосовской библиотеке. Апрель 2018г.

 Некоторые деревенские женщины сожительствовали с интернированными, родили от них детей. Я не берусь их осуждать. Их мужей и женихов на фронте поубивали, а эти немцы были как бы представителями мирного населения.

Интернированные прожили у нас, кто до 50-го года, кто до 53-го, затем вернулись домой.  На 1 июля 1953-го года в области их оставалось 715 человек. Незначительная часть – в основном представители бедных стран, такие, как  румыны, решили остаться  в Союзе навсегда.

Детей, уехавших в Германию отцов, ожидала не лёгкая судьба. С одним из них я проработал вместе около двадцати лет. Это Брит Владимир Васильевич. Он был хорошим работником, и много мне рассказывал, как ему было трудно выживать.

 Его отец в 1950-м году при отъезде в Германию, предположительно в город Любек, хотел забрать сына с собой, но мать его не отдала. После отъезда отца, пришли из сельсовета и изъяли у них из погреба все продукты, после чего бабушка пошла по ближайшим деревням, просить милостыню, чтобы прокормить семью, есть было совершенно нечего.

    13. Брит Владимир Васильевич. Апрель 2018г.

Его - малолетнего ребёнка соседи для издёвки могли пнуть, бросить в крапиву. В школе постоянно оскорбляли, травили и не только учащиеся, но и учителя. Ему пришлось постоянно себя защищать физически, он занялся боксом.

После седьмого класса, несмотря на хорошую успеваемость, его отчислили из школы. Он пошёл в 69-е училище, занялся борьбой. В одной уличной драке покалечил своего обидчика, явно не относящегося к законопослушным гражданам. На суде на него навешали всё, что можно и отправили на 8 лет в колонию строгого режима. После колонии окончил техникум.

 Сейчас ему за 70. Не пьёт, не курит, занимается спортом. Кстати, матом тоже не ругается.  Мат это прерогатива трудящихся масс, блатных, высокого начальства, военных, бомонда. Отсидевшие  по многу лет и те же воры в законе мат не употребляют, они  тщательно подбирают слова в разговоре (фильтруют базар) и берегут свою феню.

Конечно, пребывание в местах не столь отдалённых оставило определённый след на его психике, но иначе, наверное, и не бывает.

Много детей от совместных браков с оккупантами родилось в войну  на Советской территории. Исследователь-историк из США Курт Блаумайстер (тоже дитя войны: его мать немка, отец – красноармеец) подсчитал, что в России, Прибалтике, Белоруссии и на Украине вследствие сожительства с немцами в 1941-м -1944-м годах родилось от 50 до 100 тысяч детей.

А по данным немецкой журналистки Карин Крикмейер, включившей в этот список еще и Польшу, от немецких солдат родилось до миллиона детей.

Во Франции плодом «горизонтального сотрудничества» (такое словосочетание употребляли французы) было 200 тысяч новорожденных.

После изгнания немцев с оккупированной территории около 2000 советских женщин, которые решили не скрывать происхождение своих детей, были сосланы на поселение в отдаленные районы к Белому морю, а их дети отправлены в детские дома. Многим повезло меньше – они получили 10 лет лагерей по статье «Сотрудничество с оккупантами». Насколько это сотрудничество было добровольным одному Богу известно.

В заключении должен сказать, что немцы, конечно, попадали в нашу страну и другими путями, но это было не так масштабно.

С. Кудрявцев.